Елена Сапрыкина

 

По закону совести

 

(Поэт и трагедия России)

 

К 60-летию Валерия Хатюшина

 

 

Есть в России поэты, жизнь и творчество которых не вмещаются в рамки самовлюбленной псевдопатриотической критики, поэты, свободные от ежедневной околопремиальной мышиной возни, поэты, своим свободным дыханием разметающие завалы литературной шелухи и подвластные лишь одному хозяину — голосу совести. Таков поэт Валерий Хатюшин. В этом году мы отмечаем его 60-летие. Нынешняя разделенность общества на многие и многие непересекающиеся множества не позволяет никому получить известность «всенародную», тем более, что сам «народ» сегодня стоит в стороне от настоящих литературных событий. Тем не менее имя Валерия Хатюшина давно известно читателю русской прессы, как московскому, так и читателю из российской глубинки, рассуждающему непредвзято и честно.

В течение нескольких последних лет вышли четыре объемных тома его произведений — книга публицистики «Черные годы. История нашей борьбы» (2000 г.), «Собрание стихотворений» (2003 г.), книга критики «Во имя истины» (2004 г.) и том прозы "Не изменяй себе" (2008 г.), а также целый ряд книг стихов и множество критических публикаций в прессе, наделавших немало шуму. Что касается поэзии (если посмотреть на все его творчество в целом), то здесь вспоминаются слова Н.Гоголя о так называемом «лирическом упреке», который присутствует в произведениях истинно народных поэтов. Не этого ли упрека так боятся нынче старые и новые враги русского дела? Упрекать волен всякий — и в стихах, и в прозе, но «лирический упрек» страшен тем, что проникает в самую сердечную ткань русского читателя и кажется ему чуть ли не собственным открытием, а стало быть, почти что озарением: так вот, оказывается, кто виноват! Так вот, оказывается, что надо делать! И потому со времени самого первого тлетворного выброса пресловутой перестройки на всех трудных и кровавых путях нашей борьбы имя Валерия Хатюшина воспринимается читателем как появившееся внезапно знамя на переднем крае, как холодный всплеск праведного оружия.

Русское сердце никогда не смирится с порционными, мелкими радостями неволи. «Мы работаем в офисе! Нам хорошо платят!» — восклицают иные. Но стоит спросить их: а чем вы там занимаетесь? И сразу становишься «врагом», «свихнувшимся патриотом», в лучшем случае — «юродивым». А ведь это как раз вопрос вопросов — проблема нашей совести. Нынче многие поэты ушли от ответа на этот вопрос, освободили свои души от крыльев. Вот и бродят они по страницам нынешней печати, как бескрылые уродцы. Приглядишься — дрожь пробирает. Но ими всегда был полон литературный мир. Пусть хоть его трижды назовут «новым»! Истинному поэту нельзя спрятаться. Его замечают сразу и потому долго «не замечают» в печати. А когда он всё же грянет, как солнечное утро, как летний проливной дождь, как нечто такое, без чего уже невозможно представить саму ткань эпохи, они говорят: это мы, это мы были рядом, это нас он называл друзьями и кровными братьями.

Валерий Хатюшин пришёл в литературу очень молодым. В его юношеских стихах можно разглядеть всю будущую палитру зрелого мастера. И это понятно — ведь он учился у природы, а она хороший учитель, только надо знать, как с ней разговаривать, как понимать её. Всякому человеку способность слышать тайну дана с рождения, но упустишь время — и способность эта умирает в твоем сердце. Валерий Хатюшин уже в восемнадцатилетнем возрасте знал свое предназначение:

 

…Ухожу, как бы вслед ни смотрели,

удивленья и страха полны.

Просто мне не до буйных веселий,

просто хочется тишины.

 

Оставляю хорошую память,

ухожу, сентябрем шурша,

И деревья мне машут руками,

тяжело и тепло дыша.

(1967)

 

Я думаю, напрасно некоторые видят в ранних стихах поэта лишь «тихую», «умиротворенную» лирику (А.Байгушев). Здесь уже есть «тайна снайпера», словно бы скрывающегося до времени там, где «звуков живых полна таинственная тишина» (В.Хатюшин).

 

Потаенная тишь, свежий ветер в лицо,

неуютная светлая ширь.

И куда ни взгляни — горизонт, горизонт,

бесконечная наша Сибирь.

(1967)

 

В двух последних строках этого отрывка слышатся отголоски долгой российской истории, полной величия истинного. Слышны они в самой интонации, дыхании стиха. Полное владение этой интонацией, этим естественным дыханием пришло к поэту позже, когда он проникся жизненной стихией, основой, почвой русской жизни. И вся его судьба, и рабочие будни на стройках великой страны, где «свистел промозглый Север, дремал седой Байкал», и горячие молодые думы, когда мерз он в траншее «в непросохшей робе», и первые опыты сердца — все это многоцветной мозаикой ложилось на полотно его поэтического мира. Можно долго цитировать «молодые» стихи поэта. Об этом много уже писали. Чтобы не повторяться, добавлю, что сам он редко говорит о своём прошлом. Быть может, сокровенность его стихов и их светлая простота нуждаются в некотором «замалчивании» и «непроговаривании» основ. Не будем многословны и мы. И всё же — попробуем представить, как, будучи монтажником-высотником, на строительстве КамАЗа, где-то под буйно-ветреными небесами, молодой поэт слагал крепкие строки, а потом читал их своим первым слушателям — таким же рабочим:

 

…Стиснув зубы, у края

я впивался в металл

и, по балкам шагая,

о земле забывал.

И отвык я качаться,

и у всех на виду

вдруг опомнился: «Братцы,

я по небу иду!..»

(1973)

 

Пространство таких стихов предельно ясно. Поэтическое слово разбивает миражи, подменяющие действительность, миражи, насаждаемые туманным сознанием воинствующей обывательщины и околонаучного философствования. А ведь стихотворцев, утопающих в таких миражах, — отнюдь не единицы. Их тьмы, и тьмы, и тьмы. Тем более обидно, что некоторые из них надеются «остаться» в литературе за счет выигрышной темы, за счет безадресных восклицаний о природе «небесного». Но право сказать правду принадлежит не всем. Говорят, один в поле не воин, но когда само это поле до малого своего колоска прорастает в душе воина, когда она, душа эта, непостижимым родством спаяна с этим полем, — тогда и один, поднимающийся на битву, воистину неодолим.

Сколько же можно страдать «хатюшинофобией» сомнительному критику В.Бондаренко, стремящемуся сразиться всеми своими огнедышащими головами с поэтом, вышедшим из народа? Зачем ему, этому всеядному «критику», в своём псевдолитературном «Дне» обвинять поэта во всех смертных грехах, когда исход битвы предрешён? Поэзия — тот самый меч-кладенец. У кого он в руках, тот спокоен. Все же остальные «литературные» ернические умствования попросту не имеют смысла, ибо они, образно говоря, виртуальны.

Валерий Хатюшин успел высказаться и в прозе, и в публицистике, и в критике, несмотря на гвалт, шипение и сплетни, которые бушуют вокруг его творчества (причем не только в либеральных СМИ). Большая часть нынешних «писателей-патриотов» желают (ох, как желают!) найти положительный момент в некотором (очень тонком) союзе с властью (хотя бы — с московской). Писательские союзы расползаются, расчленяются на глазах, как медузы, и бесхребетность эту выдают за плюрализм. Все это «болото» бесконечно радует наших врагов, дает им силу и уверенность в нашей слабости и в нашем пустословии. Немногие, очень немногие живут по закону совести. Среди них, повторюсь, — Валерий Хатюшин. И, думается, не случайно творчество его отмечено такими престижными международными премиями, как премии имени А.П. Платонова и М.А. Шолохова.

В обществе потребления и к литературе отношение потребительское. И в этом сегодня — корень зла. Некоторые признать сей факт не хотят — стремятся быть «узнанными», «признанными» как раз тем самым обществом, которое есть могила культуры, саркофаг духовности. Стремясь к поставленной цели (к признанию, к известности), писатели сами становятся в ряд «раскрученных» (то есть закрученных) винтиков маскультуры, и лучшие из них, сгорая в маховике, погибают физически, худшие — становятся частью маховика, движителя «новой литературы», толкача реформ — и погибают духовно. Малая часть оставшихся не у дел идёт на скармливание обывателю ради усмешек и кривых подмигиваний. В.Хатюшин в статье «По закону и букве Талмуда» говорит об этом точнее, ссылаясь на известные документы. Что ж, одни живут и действуют по данному «закону», другие — по закону совести. Но в одном из стихотворений, написанных в 2005 году, — нам всем печальный приговор:

 

Мы идём всё дальше от Христа,

впереди — немая пустота,

впереди — отчаянье и страх

и блужданье смертное впотьмах.

 

Такое страшно представить, но жить в такое время пришлось и еще придется именно нам. И тем не менее никто из нас не хватается за голову и не бежит с покаянием к храму, не берется за оружие, не уходит в леса, не мстит врагу. «Нас заставляют приспособиться к жизни во тьме», — говорит поэт. Что же мы делаем, чтобы не подчиниться этому насилию? Большинство из нас — ничего! Нас радует, что в темноте — больше свободы, так называемой «свободы творчества». «Когда же наступит настоящий ДЕНЬ?» — хочется воскликнуть по прочтении газеты «День литературы». И это не просто каламбур, это ирония катастрофы, пронизанной ядовитыми бациллами «бондаренковщины». «Те из людей, которые всё время кричат о свободе и неких «свободах», — есть дети погибели, лишенные Святого Духа, а значит, имеющие темную душу. Достоевский называл их бесами», — пишет В.Хатюшин в своих «Протуберанцах». Этот цикл прозаических миниатюр, год от года пополняющийся новыми размышлениями и наблюдениями писателя, приоткрывает нам завесу над светлой тайною жизни, но в то же время полон  печали поэта, вкушающего «горькие плоды» современности.

«Телевизор в наши дни — это хладнокровный убийца, который медленно вытравляет в человеке душу и забирает его жизнь», «Писатели пишут какие-то стишки, повестушки, пьески, а эта власть истребляет народ физически с дичайшей интенсивностью и ехидно ухмыляется: мол, пишите, пишите, продолжайте своё дело, ну а мы будем делать своё», «Придёт время, когда будет спрошено с каждого мужчины: а что ты сделал для освобождения страны от иноплеменного ига?» — это ли не настоящие протуберанцы, вспыхивающие в сознании редких единиц при полном затмении разума в масштабах страны?!

Сорок лет своей творческой деятельности поэт материализует, озвучивает голос совести, существующий в природе, в душе, в мироздании. А вокруг — та самая бездна, которую предсказывали нам в самых страшных пророчествах.

 

Глохнет Слово, и за часом час

Божий образ покидает нас.

Мы уходим дальше от Христа.

Впереди пустая немота.

 

Итак, бездна открылась. Она поглотит любого, стоящего пред нею в оцепенении, она поглотит того, кто вожделенно заглядывает внутрь. А те, кто надеется уцелеть в полете «над бездной», — наивные утописты. «Уцелеть» можно лишь вне бездны. Ибо слово истинного поэта всегда обращено к Творцу. Надежда, которую дарит нам поэзия Валерия Хатюшина, сродни музыкальному аккорду, звучащему вне мирового хаоса.

Hosted by uCoz
2008 г.