ПРОБЛЕСК ВО ТЬМЕ

Рассказ

 

Человек высокого роста в черном костюме с окладистой рыжеватой бородой и длинными волосами сел на Курском вокзале в скорый поезд, отъезжающий в Крым. С ним в купе расположился полноватый мужчина лет сорока с лысиной и веселыми глазами. Открывая бутылку минеральной, он заговорил:

– Ну и жара! За весь день, наверное, ведро воды выпил. Не желаете нарзанчику?

– Спасибо, – равнодушно ответил сосед по купе. – Я не хочу.

– Честно говоря, вам можно посочувствовать. В такую духоту – с бородой! Не жарко?

Бородач грустно улыбнулся и взглянул в окно. Поезд тронулся, постепенно набирая скорость.

– Я вот еду в командировку – не унимался сосед с лысиной, – на целый месяц. Лучше отпуска. Юг, море и всё остальное, – он подмигнул. – Красота! Извините, вы отдыхать едете? Или так, по делам?

– По делам, – прозвучал досадливый ответ.

– Понятно, – полноватый незнакомец выпил еще воды. – Простите за любопытство, а вы где трудитесь?

– Я служу, – помолчав, сказал человек в черном костюме.

– Так вы служащий. В какой же организации, если не секрет? Случайно, не коллеги?

– Нет, не коллеги, – буркнул бородач, не отводя лица от окна.

– А, ясно! До меня сразу не дошло. Вы военный! Просто ваш вид меня немного смутил. Борода и прическа…

Бородач резко повернул голову, взглянул незнакомцу прямо в глаза.

– Я служу в церкви.

Тот был явно ошарашен.

– В церкви?.. Простите, я не мог предположить, чтобы…

– Это не причина просить прощения. Да, я служу в церкви. О чем еще вы хотите меня спросить?

– Извините… то есть… я не то хотел сказать… Просто я впервые встречаюсь с таким человеком, – незнакомец заерзал на сидении, было видно, что он взволнован. – Вы, вероятно, закончили духовную семинарию?

– Да, я закончил духовную семинарию. Еще вопросы будут?

– Ради бога, не подумайте ничего плохого.

– Вот как! Вы даже Бога вспомнили!

– Нет, нет, но мне очень интересно с вами пообщаться. Не часто же встречаешь священнослужителей. А вы, насколько я вижу, еще достаточно молоды…

Человек с бородой ничего не ответил. Он опять отрешенно смотрел в окно на проплывающие мимо окрестности и явно не желал вступать в беседу с неугомонным соседом.

– Можно полюбопытствовать, – не унимался тот, – в какой церкви вы… это самое… служите?

– В одном московском приходе, – уже без раздражения ответил молодой священник и добавил: вам неймется со мной поговорить? О чем?

– Ну, вообще… О смысле жизни, например.

Священник усмехнулся.

– О смысле жизни? Боюсь, мы с вами по-разному понимаем этот смысл. Доказывать же вам что-то, спорить с вами я не намерен. Давайте лучше помолчим.

– Почему же ? Не лишайте меня удовольствия побеседовать с умным человеком.

Священник удрученно вздохнул, откинулся к стене и прикрыл глаза.

– Вот объясните мне: что такое бог?– командированный носовым платком протер лысину. – Я много думал над этим и ни к чему не пришел. Я, в общем-то, атеист, но религией интересуюсь. Пожалуйста, объясните мне, может быть, я чего-то не знаю такого, что знаете вы? – он самодовольно осклабился.

– Вы не знаете главного, – не открывая глаз, произнес священник.

– А именно?

– Это нелегко понять. Чтобы понять это теперь, после стольких лет атеизма, нужно многое пережить.

– Но если вы знаете, то расскажите мне, в чем же главное?

Священник немного помолчал, потом открыл глаза, внимательно посмотрел на собеседника.

– Вот вы, говорите, атеист. А религией интересуетесь. Отчего?

– Ну… потому что… потому что в религии есть какая-то тайна. Она привлекает.

– Тайна… Которую вы не можете разгадать.

– И все-таки ведь доказано, что бога нет.

– Доказано? – искренне рассмеялся молодой батюшка. – Кем?

– Как кем? Наукой. Полеты в космос подтвердили – там ничего нет, – человек с лысиной поднял кверху толстый палец, – пустота.

– Ну, во первых, наука никогда этого не пыталась доказывать. А во-вторых, вы его не там ищете. Бог – это не человек, который сидит на облаке, как нарисовано на картинках. Полеты в космос… А душа, душа-то ваша что вам говорит? Разве она – не тот же космос? Или вы уже в своей мирской суете забыли про душу?

– Ну, душа – это понятие абстрактное, так сказать, поэтическое. Я вам говорю про материальные вещи, а вы мне про душу.

– Так ведь душа – это и есть главное в нас с вами. Какая душа у человека, так он и живет. От нее все наши дела земные.

– Выходит, душа – и есть ваш бог?

– Бог – это всё, в том числе и душа. Мы, священнослужители, помогаем спасать души людские, чтобы помыслы и дела людей были добрыми. Это угодно Создателю и, значит, природе и человеку. Зло противоестественно для всего живого. Приближая людей к Богу, мы делаем их добрее. Но зло привлекательно. Оно губит душу, и тогда – гибнет сам человек. В людях от рождения заложен Образ Божий, и насколько они смогут его сохранить, настолько им легче будет умирать. Доброму человеку умирать всегда легко, потому что он не боится встречи с Богом. Злой же – до последнего часа хватается за жизнь, ему страшно умирать. Недаром к нам в церковь приходит много пожилых людей. Приходят даже те, кто долгое время Бога отрицал. А вот подошла смерть, и почувствовали они страх перед встречей с Богом и пришли к нам, чтобы очистить душу. Добрая душа всегда рядом с Богом, она живет вечно и наполняет светом жизнь других. Вот мы и стараемся вселить в людей добро. Да только многим без Бога жить легче.

– Как вы любите повторять: бог, душа, доброта, вечность!.. – командированный сморщил мясистый лоб. – Но ведь современные люди верят не в загробную благодать, а в конкретную лучшую жизнь здесь, на этом свете, в этой стране, на этой планете. Нынешнему времени нужны энергичные, сильные люди, верящие в себя, в силу рук и ума, а не в потустороннюю вечность. Строить новую жизнь на земле – разве это не добро? Это то добро, которое полезнее вашего, значительнее и выше.

Лысый пассажир был доволен собой, хотя и понимал, что говорил не совсем искренне, заученными фразами, с которыми привык выступать на разных собраниях. Однако против его доводов, как ему казалось, возразить было непросто.

Но священник опять же лишь снисходительно улыбнулся в ответ на эту пылкую речь.

– Вы считаете, что сейчас люди стали умнее и добродетельнее, чем, скажем, сто или двести лет назад? Сомневаюсь. Корысть, расчет, выгода – вот что властвует сейчас над миром. И самое страшное то, что этого не замечают, к этому привыкли и даже называют добром. Наш век стал не умнее, он стал хитрее, расчетливее. И уж о какой такой новой светлой жизни можно говорить на нашей ослепленной враждою планете?

– Ну ладно, допустим, человечество не стало умнее. А как же тот прогресс, который произошел за последние двести лет?

– Прогресс? О каком прогрессе вы говорите?

– Как о каком? О самом настоящем. Ведь вы не можете отрицать достижений науки и техники. Они-то существуют. А прогресс в культуре, в просвещении? Вы признаете это?

– Прогресс, вы говорите… А увеличилась ли радость в жизни земной по сравнению со страданием? Можете ли вы сказать, что люди стали счастливее, что жить им теперь легче? Только так я понимаю прогресс. Можете сказать? Разве не видите вы, что с этим мнимым прогрессом, с этими достижениями науки и техники людям только добавилось горя, страданий и забот? Бог наказал Адама за то, что тот вкусил от Древа познания, и природа накажет и уже наказывает человека за грубое, безнравственное, жестокое вторжение в ее тайны. Человек для природы стал зловредным, безответственным существом. Что бы вы сказали, если бы кто-то ради сиюминутного удовольствия начал разорять, уничтожать свой дом? Вы бы назвали его сумасшедшим. А вот человечество именно этим и занимается, разоряя и отравляя свою планету. Ему нравится видеть плоды своей деятельности на ниве разорения, и оно стремится как можно быстрее землю распотрошить, выжать из нее все, что только возможно, и называет это прогрессом. Такой прогресс только приблизит нас к концу света.

– Значит, по-вашему, что, надо вернуться к каменному топору?

Священник снова снисходительно рассмеялся.

– Зачем же так примитивно!.. – он пригладил усы и бороду. – Отказаться от того, что уже сделано, было бы глупо и лицемерно. Но о прогрессе нельзя рассуждать без связи с человеком и с его нравственностью. Мы хотели бы, чтобы достижения мысли не оборачивались против разумности, против земной природы, созданной Богом, против жизни как таковой.

– И тем не менее вы очень пессимистично смотрите в будущее. А вот мы верим в лучшую участь людей.

– И мы надеемся на их лучшую участь. И даже верим в их нравственное перерождение. Придет вновь Христос и научит людей добру. Он еще раз откроет им глаза на всю мерзость их существования и заново укажет путь к спасению. Но человечество поумнеет лишь тогда, когда подобреет сердцем.

– И когда же это, по-вашему, произойдет?

Священник на минуту задумался, затем снова заговорил:

– Иисус однажды рассказал людям такую притчу: один владелец поля засеял его добрым семенем. Когда наступила ночь, пришел враг владельца поля и посеял плевелы среди пшеницы и ушел, никем не замеченный. Когда семена проросли и поле заколосилось, показались и плевелы. Рабы спросили господина: «Ведь ты сеял доброе семя, откуда же столько плевел на поле твоем?». «Враг мой, вероятно, посадил их», – ответил господин. Рабы сказали: «Не прополоть ли нам поле?». «Нет, – ответил господин, ибо он был умнее их, – вместе с плевелами вы легко можете выдернуть пшеничные колосья. Оставьте то и другое до жатвы; тогда я скажу жнецам, чтобы они отделили плевелы и уничтожили их, а пшеницу убрали в житницу». Когда Иисус остался наедине со своими учениками и они попросили его пояснить им притчу, Он сказал вот что: «Сеятели доброго семени – это добрые люди, которые своим учением и примером обращают людей к добродетели. Поле – это мир, доброе семя – это люди, расположенные к добру, плевелы – люди, склонные к пороку. Враг, посеявший плевелы, – искуситель и искушения. Время жатвы – вечность».

– Вечность? То есть вы ничего не можете людям обещать в земной жизни?

– Никто не знает, когда это случится. Все зависит от самих людей. Но без нас, без сеятелей доброго семени, они не смогут построить царство добра в своих сердцах. Добродетель и порок так тесно переплетены, что нельзя искоренить порок, не нанеся ущерба добродетели. Добрые люди будут отделены от злых, когда наступит время великой жатвы, то есть когда вновь придет Христос.

– Значит, не скоро наступит эта «жатва»? Впереди у нас вечность?

–Никто этого не знает. Только проходимцы могут устанавливать сроки. Но всё говорит о том, что последние времена близки.

– И что, человечество может погибнуть?

– Оно бы уже погибло, если бы не Христос. Люди готовы уничтожить себя сами. Они близки к этому. Слишком много накопилось зла на земле, и ее нужно очистить от этой накипи. Но Бог не даст исчезнут разуму совсем. Бог спасет человечество от самоуничтожения. Люди себя не спасут. Благодарите Бога за то, что Он есть.

Но что такое бог?

– Высший разум, не имеющий пределов.

– Откуда он исходит?

– Это тайна, недоступная человеку.

– Почему вы знаете, что он есть?

– Мы это знаем, потому что чувствуем это и видим. И вы чувствуете, только не хотите прислушаться к себе.

– И вы уверены, что не заблуждаетесь?

– Иначе вся жизнь человеческая – заблуждение. Нет народа на земле, который избежал бы религии. Бог заложил в человека ощущение Себя Самого. Оглядитесь вокруг, в природе всё разумно, и этот разум имеет Божественное начало. Хотя бы это вы можете понять?

Священник устремил на собеседника вопросительный взгляд. Тот вдруг примолк, задумался. Казалось, он что-то начинал понимать, и в то же время ему мучительно хотелось возразить, чтобы не соглашаться со столь чуждой для него проповедью какого-то церковника. Он злился на себя, оттого что все его атеистические знания вдруг куда-то испарились, померкли, что возразить основательно было нечем. Он пытался вспомнить какой-нибудь довод, факт, развенчивающий эту обманную проповедь молодого попа, поднаторевшего в своей демагогии, и ничего веского добавить не мог.

Воцарилось молчание. За окнами вечерело. Поезд на огромной скорости проносился мимо густого темного леса, покачиваясь и равномерно стуча на стыках.

Но вот поезд начал тормозить. На каком-то невзрачном полустанке состав сделал минутную остановку и вновь тронулся. В их купе постучали. Дверь открылась, и к ним заглянула пожилая проводница.

– Так, мужчины, ваше купе единственное, где есть свободные места, – сказала проводница строгим голосом. – Если не возражаете, – повернулась она к молодой женщине лет тридцати, стоящей в проходе, – я могу вас устроить здесь.

Молодая женщина через дверь купе посмотрела на пассажиров и, застенчиво улыбнувшись, согласилась:

– Я не возражаю. Тем более вы ведь сами говорите, что в других купе мест нет.

– Ну вот и ладно. Располагайтесь, постельное белье я вам принесу, – проговорила проводница.

– Спасибо.

Молодая женщина, немного стесняясь, присела рядом со священником.

– Извините, что я вторгаюсь в ваше общество, – заговорила она, – мне нужно было срочно ехать, а билетов на поезд не оказалось. Я уговорила проводницу, и она привела меня к вам. Вы не против?

– Ну что вы! – поспешил ее успокоить человек с лысиной. – Какой разговор! Будьте как дома.

Он уже успел ее разглядеть. Женщину нельзя было назвать красивой, но мягкие нежные черты придавали ее лицу ту миловидность, которая чаще всего ценится в женщинах даже более, чем сама красота. Она была чуть выше среднего роста, со светлыми стрижеными волосами, в длинном, свободно облегающем тело сером платье.

Священник вновь повернулся к окну. Вошедшая женщина не привлекла его внимание, он думал о чем-то своем.

Командированный, явно обрадовавшись новому знакомству, сразу предложил с заискивающей улыбкой:

– Послушайте, друзья, не будем же мы скучать всю дорогу. Давайте-ка перекинемся в картишки для начала. У нас теперь образовалась компания.

Священник укоризненно посмотрел на него.

– Мне не хочется, я лучше так посижу, – ответила женщина.

– У вас неприятности? – назойливо спросил командированный.

– Да как вам сказать?.. Мама у меня больная. Вот я к ней еду.

– Понятно… – с его полного лица сошла глуповатая улыбка. – Все мы болеем, все мы когда-нибудь помрем…

– Не говорите так, – вдруг встрепенулась женщина, – не напоминайте мне о смерти. Меня это предчувствие весь день сегодня преследует. Я его гоню, гоню, стараюсь думать о другом, и ничего не получается. Извелась вся…

– Простите, простите, – засуетился лысый командированный, – я не думал, что у вас так всё серьезно. Что с матерью?

– Да я еще сама толком не знаю. Болеет она давно, уже несколько лет. Сердце у нее… Лежала в больнице, выписалась, а тут опять плохо стало…

– Вы наведать ее едете?

– Ах, если бы только наведать!.. Вы не поверите. Соседка даже посмеялась надо мной. А я себе места не нахожу. Никогда в сны не верила, а тут – не могу успокоится…

– Во что? В сны? – на полном лице командированного застыло насмешливое удивление. – Ну, это не по моей части… – Он с той же насмешкой посмотрел в сторону священника.

– Во вчерашнюю ночь я видела сон, – продолжала женщина. – Вижу: мама моя лежит при смерти и слабым голосом зовет меня к себе… Я у нее единственная дочь. Живу одна, поделиться не с кем…

Священник повернулся к женщине, внимательно на нее взглянув. Глаза его приняли напряженное выражение, и он серьезно проговорил:

– Вы правильно сделали, что немедленно отправились в дорогу. Ваше сердце вас не обманывает, верьте ему. Было бы непростительно, если бы вы этого не сделали. Господи, – он перекрестился, – помоги этой женщине застать свою мать живой!

Женщина устремила на священника испуганные глаза.

– Вы считаете, это правда? Мама умирает?

– Укрепите свое сердце, – спокойно ответил батюшка. – будьте готовы к испытанию, которое готовит вам судьба.. Такие сны не приходят напрасно. Положитесь во всем на Бога. Я буду молиться за вас.

– Молиться?! Я ничего не понимаю! Кто вы? – негромко вскрикнула женщина, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

– Я тот, кто может вас утешить и помочь вам.

– Кто он? – обратилась она к человеку с лысиной. В глазах ее дрожали слезы.

– Он священник. Не бойтесь его.

Она, широко раскрыв удивленные глаза, повернула лицо к соседу по купе – обладателю благообразной рыжеватой бороды.

– Боже мой! Так значит… предчувствия меня не обманывают? Она зовет меня?

Светловолосая женщина закрыла лицо ладонями и, уронив голову на колени, какое-то время сидела согнувшись, и только вздрагивающие плечи выдавали ее беззвучные рыдания.

– Успокойтесь, милая, – начал было уговаривать ее командированный, – Нате вот, выпейте водички.

– Не надо ее успокаивать, – вмешался священник. – Ей необходимо выплакаться, потом будет легче. – Он положил руку  на голову женщины.

– Да что вы всё лезете со своими нравоучениями! – вспыхнул человек с лысиной. – Это же вы довели девушку до истерики. И откуда вы можете знать, что там с матерью? Зачем пугаете человека, расстраиваете раньше времени? Может, все эти ваши сны – ерунда, блеф, фикция! Вот приедет она к матери, а та – жива и здорова. Что вы тогда скажете? А? Бог помог? У вас на все один ответ. – Он нагнулся к женщине, приподнял ее голову, подал воды. – Нате, выпейте, милая девушка. И что же вы, ничего еще не узнав, мать свою оплакиваете? Она, вернее всего, живет себе спокойно, а вы ее хоронить собрались с этим вот душеспасителем бородатым. Не слушайте вы его, он тут мне такое заливал! Всё у них, вроде бы, складно – бог, добро, а за свечки в церкви по рублю дерут! Дармоеды!

Женщина выпрямилась, вынула из сумочки платок, приложила к глазам. На щеках ее выступили красные пятна.

– Извините. Я возьму себя в руки. Может быть, вы и правы. Никто ничего не знает. Только… не спокойно мне на сердце.

Она достала зеркальце, посмотрелась в него, пригладила волосы.

Священник вновь отвернулся к окну.

Наступил вечер. Лес за окном погружался во мрак. Какое-то время ехали в полном молчании. Наконец женщина спросила:

– А вы действительно священник?

Тот сидел неподвижно, словно и не слышал вопроса.

– Зачем вы его обидели? – укорила она человека с лысиной. – Вот видите, я пришла и вас поссорила. Нехорошо это.

Дверь купе отворилась. Проводница принесла постельное белье и, взяв со всех по рублю, вышла.

– Что-то у меня голова разболелась. Я бы прилегла, – сказала женщина. – Вы мне не уступите нижнюю полку? – Она дотронулась до плеча бородатого соседа.

– Да, пожалуйста.

Он поднялся и вышел в коридор вагона. За ним последовал командированный, остановился рядом и тихо произнес:

– Простите меня, я сгоряча вам нагрубил. Не обижайтесь. Это так… Я, честно говоря, и в церкви-то ни разу не был. Вы не курите? Ах, да… Ну, тогда и я не буду.

– Мы в церковь никого не тянем, – священник ответил спокойно, без раздражения. – К нам люди сами приходят. Когда человек разуверился в этой жизни, когда ему тяжело и неоткуда ждать помощи, он идет к нам. И у нас ему становится легче, он уходит успокоенным, сердце его смягчается.

– Не знаю, может быть. Лично я всегда сам искал выход из тяжелых ситуаций и находил его здесь, в реальной жизни. А на церковь я смотрел как на заблуждение и даже как на обман. Но я вижу, что вы честный человек, уверенный в своей правоте. Да, вы действительно кому-то нужны. Это понятно. Только не надо играть на слабостях людей. Вот эта женщина. Она, скорее всего, неверующая. Зачем же вы пользуетесь моментом и хотите одурманить ее? Это некрасиво.

– А чем вы сможете ей помочь в ее горе, чем? Какие слова утешения найдете вы для нее?

Священник резко повернулся и вошел в купе. Женщина уже лежала на нижней полке лицом к стене, укрывшись с головой одеялом.

– Эх, устал я с вами разговаривать, – вздохнул, входя, командированный, – давайте лучше отдыхать.

Он постелил себе постель, разделся, залез под простыню и вскоре заснул.

И приснился ему странный сон. Будто летел он в чистом небе, освещенный со все сторон ярким непонятным светом. Ему казалось, что он даже не летел, а плыл в этом тягучем свете, который лился отовсюду и обволакивал его. Он испытывал ощущение безмерной легкости и спокойствия, словно кто-то невидимый сладким голосом шептал ему о любви «Что же это со мной? Никогда не было так хорошо… – думалось ему. – Вот так бы всегда…» «Если хочешь, так и будет всегда…» – услышал он чей-то знакомый голос, похожий на голос священника. «Где ты? Почему я тебя не вижу?» – крикнул он в эту яркую пустоту. «Потому что ты слеп. И ничего не увидишь, пока не прозреешь…» – донесся до его слуха протяжный удаляющийся голос. И в самом деле, летя в пространстве бесконечного света, он ничего не различал, даже себя самого. Он ощущал свое тело, но не видел его, словно оно растворилось в этом свете и само превратилось в свет…

От щелчка захлопнувшейся двери командированный вздрогнул и очнулся.

– Фу ты!.. – пробормотал он. – Снится тут всякая чушь!

За окном уже рассвело. Он огляделся. В купе никого не было.

Командированный потянулся и блаженно закрыл глаза. Он представил себе солнечный пляж, загорелых красивых женщин, бирюзовую волну, с шумом выбрасывающую на берег разноцветные камушки, и в этом сладком ожидании предстоящих впечатлений снова заснул.

Разбудила его проводница, собиравшая постельное белье. Поезд подъезжал к пункту назначения. Южное полуденное солнце поливало горячими лучами крымское побережье.

1982