*  *  *

Отчего так безумно тоскливо душе,

так томительно ей и тревожно?..

Воспаленная осень. Забыться уже

ни во сне, ни в вине невозможно.

 

Всё дожди и дожди шелестят день за днем —

как и не было бабьего лета.

Всё какая-то серая муть за окном,

и сквозь тучи не сыщешь просвета.

 

Видно, так уж судьбой до конца решено —

только грустью дышать и тревогой,

видно, так в небесах навсегда суждено —

мне идти одинокой дорогой.

 

Может, вымолю после прощенье за то,

что мой срок слишком пристально прожит.

Мне уже на земле не поможет никто

и ничто успокоить не сможет.

 

И безумно тоскливо уставшей душе

в полумрачной, давящей квартире,

словно жизнь — позади, и не будет уже

ничего для нее этом мире.

12 октября

 

 

*  *  *

Солнце садится в октябрьскую хмарь,

золото кленов на землю стекает.

В парке остывшем холодный фонарь

неописуемый свет источает.

 

Под фонарем на скамейке один

я созерцаю распутную осень.

Золото кленов, берез и осин,

тонко звеня, ударяется оземь.

 

Потусторонне сияет фонарь,

дней отлетевших сгущая смешенье.

Золото льется и льется янтарь

в мертвом, до дрожи холодном свеченье.

 

Слышатся шорохи в близкой тени.

Тихо колышутся ветви рябины.

Гаснут во мраке опавшие дни.

Гроздья рябины горят, как рубины.

31 октября 2007

 

 

*  *  *

На день рожденья снегу навалило!

Метель с утра затмила небосвод.

Прошедшее едва ли будет мило.

А мне пошел шестидесятый год.

 

И называться это будет «старость» —

та, что грядет за холодом зимы.

Уже в глазах заметнее усталость,

тоскливей свет от снежной кутерьмы.

 

Лес и поля уныло забелели,

застыв в осенней стуже ноября.

Кленовый лист в объятиях метели

еще трепещет, золотом горя…

14 ноября 2007

 

 

*  *  *

Я не умолк в стихах, и все же

на безоглядном вираже

к чему твердить одно и то же?

Всё мною сказано уже.

 

Я столько слов из сердца выжал!

И столько словом лжи рассёк!

Кто мог услышать – тот услышал,

кто мог понять – тот понял всё.

8 января 2008

 

 

УЧАСТЬ

 

Мы умираем вместе со страной.

Народ и недра глухо иссякают.

Под равнодушной высью неземной

нас на сиротство в мире обрекают.

 

Да, никому мы больше не нужны.

Всем вышло в радость наше умиранье.

И нет у нас уже своей страны,

и недра – впредь чужое достоянье.

 

Все тайно ждут, когда не станет нас,

и жадно смотрят на простор великий.

Народ угас. Не слышен высший глас.

Молчат с тоской икон святые лики.

 

Не удержали мы большой судьбы,

в распыл пустив свое предназначенье.

И под укором предков, без борьбы

в слезах познаем участь сокрушенья.

 

Сожмемся мы в холодной, злобной мгле,

чтоб кровью и душой не разлучиться,

чтоб под ярмом всемирным научиться

народом быть единым на земле.

9 января 2008

 

 

*  *  *

Мы в России еще остались,

нас к земле не смогли пригнуть…

Часто лиру мою пытались

задавить, придушить, заткнуть.

Но стихи, все пробив заслонки,

над страною летят, звеня!

Будут бездари и подонки

ненавидеть и клясть меня.

Будут злобиться, точно черти,

к жгучей боли моей глухи.

Но запомнит меня до смерти

тот, кто слышал мои стихи.

25 января 2008

 

 

*  *  *

Ты сам себя обрёк на одиночество,

решив, что так спокойнее и проще.

И сердцу полюбить уже не хочется,

как соловья услышать в зимней роще.

 

Остыло сердце, и уже не верится,

что груз годов окажется химерой,

что впереди еще тебе отмерится

любовной муки самой полной мерой.

 

В морозной дымке полуночной лунности

судьбе за всё останься благодарен.

Коль не сберег свою любовь ты в юности, –

не будешь ею в старости одарен.

27 января 2008

 

 

НАКАНУНЕ

 

Хохот стоит над простором страны.

Вопли бесовские – в телерекламе.

В этом похабно галдящем бедламе

звуки родные уже не слышны.

 

Дикторов мерзких картавая речь.

Невыносимой попсы завыванья…

Знает о скором конце испытанья

Архистратига сияющий меч.

 

Наши сердца перед кровью большой

стойкой пропитаны анестезией.

Черные тучи плывут над Россией,

хмурое небо висит над Москвой…

3 февраля 2008